Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть, что воровать.

Екатерина II, частное письмо, 1775 г.

Дворяне считали самих себя лучшими людьми государства. Были у них такие основания или нет, но они об этом говорили. А. С. Пушкин полагал, что смысл дворянства именно в этом: быть самыми совершенными, самыми образованными и самыми приличными людьми в России.

Для того им и дают привилегии, отделяющие от простолюдинов, имения, дающие им возможность жить, не беспокоясь о куске хлеба.

Разумеется, выдающиеся личности редко рождались и среди дворян, большая часть этих людей были самыми обычными мужчинами и женщинами, не совершившими ничего исключительного.

Но вот кодекс чести. Он действовал. Дворянин не мог сделать много такого, что прощалось простолюдину, но не прощалось ему. Потому что дворянин. Потому что на то и даны чины, имения и привилегии.

Кавалергард русской армии времен Петра. Эталон дворянской чести. Мы же помним, увы, только то, что «кавалергарда век недолог, и потому так ля-ля-ля… ля-ля, откинув полог, и все ля-ля-ляля-ля…»

В наше «демократическое» время полагается по инерции советских времен считать, что дворяне «на самом деле» не были лучшими людьми России и что их привилегии и богатства даны совершенно напрасно, ни за что. Классовый, понимаете, принцип! На это я могу посоветовать только одно… А поезжайте вы, ребята, в Азов. Там отлично сохранились стены турецкой крепости высотой так 25-30 метров. Стоят там бомбарды… диаметром до 80 сантиметров.

Дальше - понятно. Берем лестницу… длиной 30 метров она будет весить кило 150… Вот такую и берем вдвоем-втроем. Шпагу в зубы и - вперед. На стены! Оттуда падают бомбы, льют смолу и кипяток, стреляют, лестницы специальными рогатинами отталкивают - и вбок, и твой походный товарищ уже корчится внизу с переломанным позвоночником. А ты лезь! И не просто лезь - пистолеты на поясе. Шпага в зубах! Лезь, подбадривая солдат-мужиков, организуя подчиненных, вытаскивая по ходу раненых. Долез? Пистолеты выхватил, дым, гарь, кровища, свинец - в упор, шпагу наголо - вперед! Турок еще полно на стенах, и сдаваться они не собираются. Пенициллин и обезболивающее, кстати, еще не изобрели, поэтому каждая вторая рана - это гангрена и ампутация, а каждая третья, даже по современным меркам небольшая, - смерть в диких мучениях, как у князя, олигарха и дворянина в…цатом колене Андрея Болконского. Страшно? Не хочется? Нечего ерепениться. Сдюжили? Поздравляю, вы дворяне.

Но мы отвлеклись. Вернемся к той самой дворянской чести, кою с молоду беречь должно. Кодекс чести, среди всего прочего, исключал любой бесчестный способ обогащения. Дворянин строил свой «карьер»так, чтобы не только его самого, но и его предков и его потомков нельзя было ни в чем упрекнуть. Предков - что произвели на свет скверного отпрыска. Потомков - что происходят от негодяя.

Этот очень строгий, очень жесткий кодекс чести мог в ряде случаев прямо требовать предпочесть гибель продолжению жизни. Честь важнее физического существования.

0 том, как жестко действовал кодекс чести, читателю в общем-то известно: это очень исторично описано в «Капитанской дочке» Пушкина. Александр Сергеевич опирался на факты: за время пугачевщины больше 300 дворян обоего пола были повешены за то, что отказались присягать Пугачеву - «чудесно спасшемуся Петру III». В точности так, как капитан и капитанша (!) Мироновы. Пугачевцы выстраивали дворянские семьи под виселицей, сначала вешали мужей на глазах жен и детей. Потом матерей на глазах детей. Иногда начинали с детей - может, это на родителей произведет впечатление? Так вот: не сохранилось в истории НИ ОДНОГО описанного случая, чтобы папы и мамы (мамы тоже, подчеркну это) спасали ребенка ценой ложной присяги.

При этом рядовые солдаты, вчерашние мужики, конечно, обычно предавали, «признавая» в Пугачеве «истинного царя». Но что удивительно, они потом, после подавления бунта, обычно… возвращались обратно «на государеву службу», и их брали! Ну что же, что дали слабину, изменили присяге? Мужики. Что с них взять. Нет в них настоящей чести, что поделаешь.

А из коренного дворянства только 1 (один) человек струсил под виселицей и пошел служить Пугачеву. После поражения самозванца кинулся спасаться: ведь он вовсе не был «идейным» врагом Екатерины. Ну, сперва струсил, предал, а потом уже выхода не было. Фамилия этого исторического персонажа - Шванвич. У Пушкина он Швабрин, и все современники сразу узнавали, о ком речь. Кстати, в «Капитанской дочке» Пушкин и историю дуэли Швабрина не придумал: в действительности был такой же случай нарушения правил дуэли только не самим Шванвичем, а его отцом. Случай был по тем временам нашумевший. Отец Шванви-ча разрубил лицо Алексею Орлову, тому самому фавориту Екатерины Великой, когда тот оглянулся на вскрик.

До конца дней лицо Алексея Орлова «украшал» страшный шрам от уха до угла рта. На непривычных людей его улыбка действовала жутко. Шванвича-старшего простили: он сумел убедить общество, что воспользовался оплошкой противника «случайно», рубанул одновременно со вскриком.

Вот так невольно и возникает подозрение: а может, все же подлость - качество наследственное? Может, и правы были наши предки, когда судили о человеке не только по его собственным качествам, но и по образу жизни его родителей и прародителей? Передаются же многие качества даже чисто генетически, а уж тем более - путем воспитания?

Во всяком случае, когда судили Шванвича-младшего, ему припомнили и подлость, совершенную его отцом. И уже не простили. То, что прощалось простолюдину, которого зачастую даже не наказывали, а просто ставили обратно в строй, никак нельзя было простить дворянину. Ни при каких обстоятельствах.

Трудно описать полную меру презрения к Шванвичу всего общества. Шванвич политически умер. Когда его вели в кандалах в суд, женщины старались не коснуться его даже краешком платья. Никто к нему не обращался и не отвечал на его слова, кроме членов суда.

По приговору его не казнили, а сослали в Туруханский край навечно. Умерла Екатерина, процарствовал Павел, взошел на трон Александр, отгремела война с Наполеоном… Шванвич жил. Никто из Государей, несмотря на традицию, по восшествии на престол его не помиловал. Живой покойник догнивал на берегу Енисея, в лесотундре, добрые сорок лет.

Русские дворяне, в том числе и самые высокопоставленные, не могли быть «исконно» вороваты уже потому, что берегли фамильную честь. Да, они не были бескорыстны, они работали на результат, в том числе и на получение чинов, имений, пожалований, наград. Им хотелось «сделать карьер», и, конечно, далеко не все они пользовались для этого только благородными способами.

Дворяне услуживали старшим по чину, прогибались перед начальниками, женились на богатеньких невестах и прибегали к разного рода мелкому жульничеству, чтобы набить себе цену. Но вот воровать… Присваивать чьи-то и даже казенные деньги…

С точки зрения знаменитого французского дипломата Талейрана русские придворные были «странными». В том числе и потому, что «не брали». Такие же «странности» наблюдал за русскими и прусский король Фридрих Великий, и посланник Лесток, сыгравший немалую роль в заговоре, приведшем на трон Елизавету.

Впрочем, у нас и цари тоже странные. Скажем, государственный бюджет Франции в 1720 году составлял 5 миллионов ливров.

Состояние же родственника короля, герцога Орлеанского, оценивалось в 114 миллионов ливров, а его долги - в 74 миллиона ливров. Легендарные алмазные подвески, подаренные королем супруге, стоили порядка 800 тысяч ливров.

Здесь что интересно: высшее французское дворянство вело себя в точности как в России - временщики. Классический отечественный пример вора у трона - конечно, Алексашка Меншиков. 14 миллионов насчитывало его состояние на момент «конфискации» в 1727 году. И нет уверенности, что все полностью нашли.

Но кто есть Меншиков - «полудержавный властелин»? Пирожник? Сын то ли конюха, то ли солдата? Типичный для нашей истории временщик.

Увы, на наше многострадальное государство сваливались порой всякие Меншиковы, Шафировы,Ходорковские, Березовские, Гусинские. Цена этим личностям понятна: фарца без роду и племени, мгновенно вознесенная из «младших научных» и пирожников в хозяев страны. Грабь награбленое. В любой момент низвергнут, посадят, сошлют.

Но есть же разница между временщиком и «имеющим все права» потомственным аристократом. Поэтому сравнивать Меншикова с французскими принцами крови как-то некорректно. То, что еще «простительно» временщику-хапуге, как-то дико смотрится у тех, кто поколениями стоит у трона, у самих наследственных владык Королевства Французского. Аристократии, предки которой еще в Крестовых походах участвовали.

В общем, так или иначе, сами короли и их родственники во Франции всегда были значительно богаче возглавляемого ими государства.

Бюджет Российской империи в 1899 году достиг астрономической цифры: 1,5 миллиарда рублей.

А стоимость имущества царской семьи - по максимальному подсчету - 125 миллионов рублей. Тоже не по-детски - 8 %… Но с французами не сравнить.

Мораль: русские цари были намного беднее возглавляемого ими государства. Хорошо известно, что во время первой переписи 1897 года Николай II написал в графе «род занятий»: «Хозяин земли русской».

М-м-да. Сомнительно, Ваше Величество! Какой же Вы хозяин, когда на все ваше многочисленное семейство совокупного состояния - лишь максимум 8 % приходится, а по другим источникам - 2-3 % годового государственного бюджета.

Сразу внесу ясность. Государь император, конечно, РАСПОРЯЖАЛСЯ в России по закону и с учетом некоторых ограничений, установленных законами, практически всем имуществом Государства. Но именно - распоряжался. Не владел. Члены императорского дома были богатейшими людьми, и их содержание обходилось российскому бюджету в копеечку,но государственная казна - это одно, а их личный карман - совсем другое. Право распоряжения императором госсобственностью - это отчасти то же право, которым и сегодня, только с большими ограничениями по закону, имеет, например, Президент России. Разница лишь в том, что у Президента это право ограничено по времени, на срок полномочий, и не получено по наследству, а делегировано напрямую народом путем прямых выборов.

Но не придет же никому в голову сегодня сказать о Президенте России - «хозяин земли русской», хоть он и является отчасти тем же распорядителем государственной собственности, кем и был, скажем, Николай Александрович Романов.

Итак, странные они были, наши цари.

И сановники у них тоже были странные.

Брали ли взятки высшие русские сановники? Как правило, нет. Крали ли они казну? Скорее, некоторые из них пользовались казной, и то в основном умеренно и осторожно. В каждую эпоху и для каждого слоя и ранга существовали свои мерки того, что можно и что нельзя. Эти «понятия» не имели ничего общего с писаным законом, но как раз его сановники не нарушали никогда. Они знали - иначе их перестанут уважать. С ними будет как со Шванвичем - наступит гражданская смерть. Даже без ссылки или конфискации, без исключения из дворянского сословия и без лишения чинов… Они просто перестанут существовать для своего сословия. Для них исчезнет все, что было их миром всю жизнь.

Источник:

«Русский аристократ 19 века — это совершенно особый тип личности. Весь стиль его жизни, манера поведения, даже внешний облик — несли на себе отпечаток определенной культурной традиции. Именно поэтому современному человеку так трудно его «изобразить»: подражание лишь внешним особенностям поведения выглядит нестерпимо фальшиво. Для того, чтобы представить себе русского дворянина в его живом облике, необходимо видеть связь между правилами поведения и этическими установками, принятыми в его кругу. Дворянство выделялось среди других сословий русского общества своей отчетливой, выраженной ориентацией на некий умозрительный идеал.

«Дворянское воспитание» — это не педагогическая система, не особая методика, даже не свод правил. Это, прежде всего, образ жизни, стиль поведения, усваиваемый отчасти сознательно, отчасти бессознательно: путем привычки и подражания; это традиция, которую не обсуждают, а соблюдают. Поэтому важны не столько теоретические предписания, сколько те принципы, которые реально проявлялись в быте, поведении, живом общении.

Правило «служить верно» входило в кодекс дворянской чести и, таким образом, имело статус этической ценности, нравственного закона.

Одним из принципов дворянской идеологии было убеждение, что высокое положение дворянина в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств: «Кому много дано, с того много и спросится».

Решающая установка в воспитании дворянского ребенка состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того чтобы достичь чего бы то ни было, а потому что он дворянин, потому что ему много дано, потому что он должен быть именно таким.

Едва ли не главной сословной добродетелью считалась дворянская честь. Согласно дворянской этике «честь» не дает человеку никаких привилегий, а напротив, делает его более уязвимым, чем другие. В идеале честь являлась основным законом поведения дворянина, безусловно, и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность и просто рассудительность.

Демонстрировать обиду и не предпринимать ничего, чтобы одернуть обидчика или просто выяснить с ним отношения — считалось признаком дурного воспитания и сомнительных нравственных принципов. «Люди порядочные — утверждал Честерфилд, — никогда не дуются друг на друга».

Нарушить данное слово — значило раз и навсегда погубить свою репутацию, потому поручительство под честное слово было абсолютно надежным. В этой обстановке повышенной требовательности и — одновременно — подчеркнутого доверия воспитывались дворянские дети. П. К. Мартьянов в своей книге «Дела и люди» рассказывает, что адмирал И. Ф. Крузенштерн, директор морского корпуса в начале 1840-х годок, прощал воспитаннику любое прегрешение, если тот являлся с повинной. Однажды кадет признался в действительно серьезном проступке, и его батальонный командир настаивал на наказании. Но Крузенштерн был неумолим: «Я дал слово, что наказания не будет, и слово мое сдержу! Я доложу моему государю, что слово дал! Пусть взыскивает с меня! А вы уж оставьте, я вас прошу!»

Дворянский ребенок, которому в семье внушались традиционные этические нормы, испытывал потрясение, сталкиваясь с невозможностью следовать им в условиях государственного учебного заведения, где обычно получал опыт самостоятельной жизни.

Если «стимулом всей жизни» является честь, совершенно очевидно, что ориентиром в поведении человека становится не результаты, а принципы. Дворянская этика требовала уважения прав личности независимо от служебной иерархии.

С малых лет воспитанное убеждение «не смеете оскорблять!» постоянно присутствовало в сознании дворянина, определяя его реакции и поступки. Щепетильно оберегая свою честь, дворянин, конечно, учитывал чисто условные, этикетные нормы поведения. Но главное все-таки в том, что он защищал свое человеческое достоинство. Обостренное чувство собственного достоинства воспитывалось и вырабатывалось в ребенке целой системой разных, внешне порой никак между собой не связанных требований.

Заслуживает внимания и то значение, которое придается храбрости, и уверенность, что ее можно воспитать, выработать путем волевых усилий и тренировок. Независимо от рода деятельности храбрость считалась безусловным достоинством дворянина, и это учитывалось при воспитании ребенка. Мальчик 10-12 лет должен был ездить верхом наравне со взрослыми. Хотя матери плачут и просят отцов поберечь сына, их протесты выглядят как ритуал, сопровождающий это обязательное для мальчика испытание. Молодые женщины гордились своим умением хорошо ездить верхом.

Храбрость и выносливость, которые требовались от дворянина, были почти невозможны без соответствующей физической силы и ловкости. Неудивительно, что эти качества высоко ценились и старательно прививались детям. В Царскосельском лицее, где учился Пушкин, каждый день выделялось время для «гимнастических упражнений»; Лицеисты обучались верховой езде, фехтованию, плаванью и гребле. Прибавим к этому подъем в 7 утра, прогулки в любую погоду и обычно простую пищу.

С. Н. Глинка вспоминал: «В малолетнем возрасте нас приучали ко всем воздушным переменам и, для укрепления телесных наших сил, заставляли перепрыгивать через рвы, влезать и карабкаться на высокие столбы, прыгать через деревянную лошадь, подниматься на высоты». К девочкам в этом смысле было куда меньше требований, но и у них физическая изнеженность отнюдь не культивировалась. А. П. Керн отмечает, что каждый день после завтрака их вели гулять в парк «несмотря ни на какую погоду», гувернантка заставляла их лежать на полу, чтобы «спины были ровные».

Чем отличаются тренировки и закаливание дворянских детей от современных занятий физкультурой? Отличие в том, что физические упражнения и нагрузка призваны были не просто укреплять здоровье, но способствовать формированию личности. В общем контексте этических и мировоззренческих принципов физические испытания как бы уравнивались с нравственными. Уравнивались в том смысле, что любые трудности и удары судьбы должно было переносить мужественно, не падая духом и не теряя собственного достоинства.

Подобная сила воли и мужество определяются качествами личности, прежде всего. Но нельзя не заметить и совершенно определенной этической установки. Там, где честь являлась основным стимулом жизни, было необходимо самообладание. Например, следовало уметь подавлять в себе эгоистические интересы (даже вполне понятные и объяснимые), если они приходили в противоречие с требованиями долга. «Неудача, переносимая с мужеством», для Пушкина являла собой «великое и благородное зрелище», а малодушие было для него, кажется, одним из самых презираемых человеческих качеств.

Этические нормы тесно соприкасались с этикетными: демонстрировать чувства, не вписывающиеся в принятую норму поведения, было не только недостойно, но и неприлично. Умение скрывать от посторонних глаз «мелкие досады и огорчения» считалось обязательной чертой воспитанного человека. В духе этих требований дворянского ребенка воспитывали с раннего детства. Они были приучении превозмогать по мере сил страх, отчаянье и боль и стараться не показывать, как это трудно. Для этого требовалось не только мужество, но и безукоризненное умение владеть собой, которое достигалось путем длительного и тщательного воспитания.

Внешняя сдержанность и самообладание естественно увязывались с обостренным чувством собственного достоинства, с уверенностью в том, что демонстрировать свое горе, слабость или смятение — недостойно и неприлично. Воспитанный человек, во-первых, не обременяет окружающих своими личными неприятностями и переживаниями, а во-вторых, умеет защитить свой внутренний мир от непрошеных свидетелей.

Принятые формы поведения давали вполне широкий простор для самовыражения личности. При всем внимании к хорошим манерам, люди умные никогда не считали их чем-то самодостаточным. Жуковский, выделяя два рода светских успехов, один из которых основан на привлекательных, но поверхностных свойствах человека (приятном обхождении, остроумии, учтивости и пр.), а другой — на интеллектуальных и нравственных отличиях, отдает, безусловно, предпочтение второму.

Честерфилд, неустанно твердящий сыну о необходимости соблюдать все правила хорошего тона, подчеркивает, что главными качествами человека являются, конечно, честность и благородство, талант и образованность. Но в жизни необходимо обладать и некоторыми второстепенными качествами, — замечает он, из которых самое необходимое — хорошее воспитание, ибо оно «придает особый блеск более высоким проявлениям ума и сердца».

Правила хорошего тона не сводились к набору рекомендаций типа: в какой руке держать вилку, когда следует снимать шляпу и т. д. Разумеется, этому дворянских детей тоже учили, но подлинно хорошее воспитание основывалось на ряде этических постулатов, которые должны были реализовываться через соответствующие внешние формы поведения.

Дворянские дети, как и любые другие, прежде всего приучались к элементарным правилам гигиены. Честерфилд постоянно напоминает своему сыну о необходимости каждый день чистить зубы и мыть уши, содержать в образцовой чистоте руки и ноги и уделять особое внимание состоянию ногтей. По ходу дела он дает мальчику и такие советы: «Ни в коем случае не ковыряй пальцем в носу или в ушах, как то делают многие. (...) Это отвратительно до тошноты». Или: «Старайся хорошенько высморкаться к платок, когда к этому представится случай, но не вздумай только потом в этот платок заглядывать!» По мере того, как сын подрастал, отец начинал внушать ему более сложные истины. Теперь он убеждал юношу, что кичатся своим платьем, конечно, только «хлыщи», но воспитанный человек обязан думать о том, как он одет, просто из уважения к обществу.

Отношение к внешности и одежде носило не суетно-тщеславный, но эстетический, даже философский характер. Это был культ прекрасного, стремление найти изящную форму для всех проявлений жизни. С этой точки зрения, отточенные остроты и полированные ногти, изысканные комплименты и тщательно уложенные волосы — передавали дополняющими друг друга чертами облика человека, воспринимающего жизнь как искусство. Правила хорошего тона требовали, чтобы самый дорогой и изысканный наряд выглядел просто. Особое внимание уделялось украшениям: надевать слишком много драгоценностей считалось дурным тоном. Отметим, что «непристойной» считалась в хорошем обществе всякая открытая и нарочитая демонстрация богатства. Генри Пелем: «Одевайтесь так, чтобы о вас говорили не: «Как он хорошо одет!», но: «Какой он джентльмен!»

В. А. Жуковский отметил в своем дневнике следующий эпизод. «Великий Князь недослушал чтения; это было неприлично. Чтение не могло долго продолжаться. Если бы он дал мне его докончить, то доказал, что слушал с удовольствием. Такого рода принуждение необходимо: не подобно употреблять других только для себя: надобно к ним иметь внимание. А ко мне и подавно. Избави Бог от привычки видеть одного себя центром всего и считать других только принадлежностью, искать собственного удовольствия и собственной выгоды, не заботясь о том, что это стоит для других: в этом какое-то сибаритство, самодовольство, эгоизм, весьма унизительный для души и весьма для нее вредный». Этот моралистический пафос кажется неадекватным незначительному поступку воспитанника, но современники Жуковского, скорее всего, сочли бы его реакцию вполне естественной. Тенденция увязывать внешние правила хорошего тона с их этическим смыслом была широко распространена.

Жуковский: «Не подвергайте тех, кто вас окружает, чему-либо такому, что может их унизить; вы их оскорбляете и отдаляете от себя, и вы унижаете самих себя этим ложного превосходства, которое должно заключаться не в том, чтобы давать чувствовать другим их ничтожество, но в том, чтобы внушать им вашим присутствием чувство вашего и их достоинства».

Честерфилд: «Никогда не поддавайся соблазну, выставлять на показ слабости и недостатки других, чтобы поразвлечь общество или выказать свое превосходство. Помимо всего прочего, это безнравственно, и человек с добрым сердцем больше старается скрыть, нежели выставить напоказ чужие слабости и недостатки». Чванство и высокомерие считалось в аристократическом кругу безнадежно дурным тоном.

Подчеркнутое внимание к окружающим, отличавшее поведение светского человека, разумеется, было не в ущерб его заботе о собственном достоинстве, к которому дворяне относились с такой щепетильностью. Но именно чувство собственного достоинства и заставляло их вести себя внешне очень скромно. По обыкновению, это правило хорошего тона имело определенные этические и психологические основания.

Пушкин, рассуждая о пользе придворного этикета, сравнивал его с законом, определяющим обязанности, которые следует выполнять, и границы, которые нельзя преступать. «Где нет этикета, там придворные в поминутном опасении сделать что-нибудь неприличное. Нехорошо прослыть невежею: неприятно казаться и подслужливым выскочкою». Это рассуждение правомерно распространить и на этикет светского общества вообще. В самом деле, точное знание, как и в каком случае следует поступать, избавляет человека от опасности оказаться в неловком положении, быть неправильно понятым.

Готовясь к жизни в свете, дворянский ребенок должен был приучаться выражать любые чувства в сдержанной и корректной форме. С. Л. Толстой вспоминал, что самыми серьезными проступками детей в глазах их отца были «ложь и грубость», независимо от того, по отношению к кому они допускались — к матери, воспитателям или прислуге.

И нравственные нормы, и правила хорошего тона, естественно усваивались дворянскими детьми прежде всего в семейном кругу. Разумеется, нельзя подводить под один шаблон все дворянские семьи, отношения внутри каждой из них определялись, естественно, личными качествами ее членов. Но все же во всем многообразии дворянского семейного быта просматриваются некоторые общие черты. С одной стороны воспитание ребенка совершенно беспорядочно: няни, гувернеры, родители, бабушки и дедушки, старшие братья и сестры, близкие и дальние родственники, постоянные друзья дома — все воспитывают по своему усмотрению и по мере желания. С другой стороны, он вынужден подчиняться единым и достаточно жестким правилам поведения, которым, сознательно или неосознанно, учат его все понемногу.

Послушание родителям, почитание старших выступали в качестве одного из основополагающих элементов. В почитающей традиции дворянской семье авторитет отца был безусловным и не подлежащим обсуждению. Открытое, демонстративное неподчинение воле родителей в дворянском обществе воспринималось как скандал. Определенные нормы делали запретным открытое проявление неуважения к родителям даже при отсутствии у детей истинной привязанности к ним. Пушкин, например, имел основания для критического отношения к своим родителям и никогда не был к ним по-настоящему близок. При этом ни одного плохого слова или поступка по отношению к родителям он не допустил. Помимо личных нравственных качеств здесь, видимо, сыграло свою роль и твердое представление о том, что иное поведение было бы недопустимо и просто неприлично.

Отношение к детям в дворянской семье с сегодняшних позиций может показаться излишне строгим, даже жестким. Но эту строгость не нужно принимать за недостаток любви. Высокий уровень требовательности к дворянскому ребенку определяется тем, что его воспитание было строго ориентировано на норму, зафиксированную в традиции, в дворянском кодексе чести, в правилах хорошего тона.

Хотя многие дети учились дома, день их был строго расписан, с неизменно ранним подъемом, уроками и разнообразными занятиями. За соблюдением порядка неотступно следили гувернеры. Завтраки, обеды и ужины проходили в кругу всей семьи, всегда в определенные часы. Н. В. Давыдов вспоминает: «Хорошие манеры были обязательны; нарушение этикета, правил вежливости, внешнего почета к старшим не допускалось и наказывалось строго. Дети и подростки никогда не опаздывали к завтраку и обеду, за столом сидели смирно и корректно, не смея громко разговаривать и отказываться от какого-нибудь блюда. Это, впрочем, нисколько не мешало процветанию шалостей, вроде тайной перестрелки хлебными шариками, толчков ногами и т. п.

Обратившись к мемуарам и к русской классической литературе, нетрудно убедиться, что, семейный дом для дворянского ребенка — это обитель счастья, с ним связаны самые лучшие воспоминания, самые теплые чувства. Не случайно для того, чтобы обозначить строгость предъявлявшихся к детям требований, приходится специально сфокусировать на ней внимание; авторы романов и воспоминаний, как правило, не придают этому значения. Видимо, если строгость не воспринимается как произвол и насилие, она переносится очень легко и приносит свои плоды.

Не стоит и говорить, что общие принципы воспитания давали прекрасные результаты в тех семьях, где ими руководствовались люди, обладавшие высокой культурой и человеческой незаурядностью. Один из таких примеров — семья Бестужевых. Михаил Бестужев пишет: «...прибавьте нежную к нам любовь родителей, их доступность и ласки без баловства и без потворства к проступкам; полная свобода действий с заветом не переступать черту запрещенного, — тогда можно будет составить некоторое понятие о последующем складе ума и сердца нашего семейства...» Старший из пяти братьев Бестужевых, Николай, человек редких душевных качеств, был у родителей любимцем. «Но эта горячая любовь, не ослепила отца до той степени, чтобы повредить мне баловством и потворством. В отце я увидел друга, но друга, строго поверяющего мои поступки».

В доказательство «всесильного влияния этой дружбы» Николай приводит следующий случай. Став кадетом морского корпуса, мальчик быстро сообразил, что тесные связи его отца с его начальниками дают возможность пренебрегать общими правилами. Постепенно Николай запустил занятия до такой степени, что скрывать это от отца стало невозможным. «Вместо упреков и наказаний, он мне просто сказал: „Ты не достоин моей дружбы, я от тебя отступлюсь — живи сам собой, как знаешь“. Эти простые слова, сказанные без гнева, спокойно, но твердо, так на меня подействовали, что я совсем переродился: стал во всех классах первым...».

«Родители вели нас так, что не только не наказывали, даже и не бранили, но воля их всегда была для нас священна, — вспоминала дочь Н. С. Мордвинова. — Отец наш не любил, чтобы дети ссорились, и, когда услышит между нами какой-нибудь спор, то, не отвлекаясь от своего занятия, скажет только: «le plus sage sède (самый умный — уступает) — и у нас все умолкнет».

Одобрение и наказание должны быть очень редкими, ибо ободрение — величайшая награда, а неодобрение — самое тяжкое наказание. Гнев отца — должен быть для мальчика потрясением, случаем, запоминающимся на всю жизнь, поэтому ни в коем случае нельзя обрушивать на ребенка гнев по несущественным поводам. Честерфилд, со свойственной ему точностью, сформулировал принцип отношения к детям, принятый в культурных дворянских семьях: «У меня не было к тебе глупого женского обожания: я всемерно старался сделать так, чтобы ты заслужил ее».

Пытаясь определить, что есть истинная воспитанность, Честерфилд сравнивал ее с некой невидимой линией, переступая которую, человек делается нестерпимо церемонным, а не достигая ее — развязным или неловким. Тонкость состоит в том, что воспитанный человек знает, когда следует и пренебречь правилами этикета, чтобы соблюсти хороший тон. Хорошее воспитание призвано упрощать, а не усложнять отношения между людьми.

Умение держать себя — из тех умений, что передается только из рук в руки, путем наблюдения и непроизвольного подражания, впитывания в себя атмосферы той среды, где это умение было развито до уровня искусства.

Естественность и непринужденность, с которой светские люди выполняли все требования этикета, была результатом целенаправленного воспитания, сочетавшего в себе внушение определенных этических норм и усердную тренировку. Как известно, человек хорошо воспитанный не будет откусывать от целого бифштекса или облизывать пальцы, даже если он обедает в полном одиночестве. Помимо прочего, в этом есть и элемент тренировки: правила хорошего тона должны стать привычкой, выполняться машинально. Соответствующие привычки прививались с раннего детства, и рядом с каждым дворянским ребенком неизменно присутствовал гувернер или гувернантка, бдительно следящие за каждым его шагом.

«Едва летом, на даче, могу подышать свободно и весело, да и тут мешает мне теперь мадам Поинт: все ходит за мной и говорит: „Держи спину прямо. Не говори громко. Не ходите скоро. Не ходите тихо. Опускайте глаза...“ Да к чему это?.. Хоть бы поскорее быть совсем большой!» — негодует юная героиня повести В. А. Сологуба «Большой свет». Но зато, когда нетерпеливый питомец вырывался наконец из-под опеки madame или monsieur, в свои 16-17 лет он не только свободно говорил по-французски, но и легко, автоматически выполнял все правила хорошего тона.

Чтобы держаться свободно, уверенно и непринужденно — светскому человеку нужно было уметь хорошо владеть своим телом. В этом отношении особое значение имели уроки танцев. Танцам обучали всех дворянских детей без исключения, это был один из обязательных элементов воспитания. Сложные танцы того времени требовали хорошей хореографической подготовки, и потому обучение танцам начиналось рано (с пяти-шести лет), а учителя были очень требовательны.

Если небольшой бал устраивался в родительском доме, дети 10-12 лет не только присутствовали на нем, но и танцевали вместе со взрослыми. Знаменитый «первый бал» в жизни дворянской девушки, строго говоря, не был первым; к 16-17 годам, когда ее начинали «вывозить», она прекрасно умела не только танцевать, но и вести себя в специфической обстановке бала.

С. Н. Глинка, вспоминая о своем учителе танцев, господине Нодене, писал: «Ремесло свое он почитал делом не вещественным, но делом высокой нравственности. Ноден говорил, что вместе с выправкою тела выправляется и душа. Ю. М. Лотман писал: «Способность споткнуться связывается не с внешними условиями, а с характером и воспитанием человека. Душевное и физическое изящество связаны и исключают возможность неточных или некрасивых движений и жестов».

Чтобы вести себя так, как подобает светскому человеку, юный дворянин должен был еще и преодолеть стеснительность — мучительное чувство, так свойственное подросткам. Уверенность в себе зависит от многих обстоятельств, но какое-то значение имеют, очевидно, и прямой призыв верить в свои возможности, и убеждение в том, что это гарантирует нужный результат.

В конце 1940-х годов на одной из постоянных баз геологических экспедиций был исключительно грязный общественный туалет. Но, разумеется, не это, привычное для всех, обстоятельство привлекло общее внимание, а то, что на базу, в составе одной из экспедиций, должен был приехать потомок древнего княжеского рода. «Мы-то, ладно, потерпим, — шутили геологи, — но что будет делать Его светлость?!» «Его светлость», приехав, сделал то, что многих обескуражило: спокойно взял ведро с водой, швабру и аккуратно вымыл загаженную уборную.... Это и был поступок истинного аристократа, твердо знающего, что убирать грязь — не стыдно, стыдно жить в грязи.

Нам стоит попытаться осознать жизнь русского дворянства частью своего собственного прошлого. Быть может тогда и в нас, как в толстовском мальчике, отзовется прочный и строгий, исторически сложившийся строй той жизни и удержит от отчаянных и неправильных поступков.

***

А что касается книг... Вы знаете, какие книги читали в то время дети? На самом деле, читали те же книги, что читали их матери, а матери в то время зачитывались рыцарскими романами, где доблестные рыцари спасали прекрасных дам. Не всегда, может быть, с точки зрения литературы эти романы хорошего качества, но всегда очень красивы, полны историй любви, приключений. Читали те книги, которые мы тоже читаем. Например, Сервантес «Дон Кихот», Даниэль Дефо «Приключения Робинзона Крузо».

Братья Муравьевы вспоминают, что, прочитав эту книгу, они настолько загорелись приключениями, что решили сбежать из дома на остров Сахалин, который им казался необитаемым, и там жить как робинзоны. Очень популярным было и такое произведение как «Детский Плутарх», это даже не одна, а серия книг. Кто такой Плутарх, знаете: это древнеримский историк, который оставил огромное количество жизнеописаний великих людей: римских императоров, полководцев, героев. Детский Плутарх, потому, что те же самые биографии написаны для детей, адаптированным языком. Книгами этими зачитывались, особенно мальчики, идеал римского воина, римского героя, для них был тем идеалом, на котором они воспитывались в жизни.

Характерен один пример. Будущий декабрист Никита Муравьев, тогда еще маленький мальчик, Никитушка, 6 или 7 лет на детском балу у танцмейстера Иогеля, (знаете, что кроме взрослых балов дворян, были балы специально организованные для детей, чтобы они привыкали к взрослой жизни). И вот на таком балу Никитушка маленький стоит в сторонке с совершенно серьезным видом и не танцует. Маман, естественно, встревоженная, подходит и спрашивает: «Никитушка, почему ты не танцуешь?» А Никита гордо говорит: «А разве Аристид и Катон танцевали?» Но мама была находчивая и сразу ответила: «Ну, в твоем возрасте, наверное, танцевали». И только после этого Никитушка идет и танцует.

Он еще маленький мальчик, ну, что в 6-7 лет можно знать о своей жизни? Он еще не знает, кем он будет, но он уже точно знает, что он будет таким, какими были прославленные римские герои. И это действительно так, потому что сразу за этими событиями следует война 1812 г. Наполеон вторгается в Россию, и Никитушка, он еще мал, ему 13 лет, сбегает из дома, находит где-то карту России, идет к Кутузову, чтобы проситься в действующую армию. Зачем-то он захватывает с собой список имен французских генералов. Где-то в лесах под Можайском его ловят крестьяне, думая, что это французский шпион, (в то время маленького дворянина было очень трудно отличить от француза), и отправляют к генерал-губернатору, где мама его спасает. Но это не важно. Важно другое — что у Никиты, у его сверстников было какое-то особенное детство, поскольку они с самого детства понимали, что смерть не страшна, все римские герои умирали героически. Самое страшное в жизни человека — это обесчестить свое имя и потерять собственное достоинство.

Очень часто задают вопрос: а не очень ли мы идеализируем дворян? Мы ведь прекрасно знаем другие, обратные примеры совсем недостойного поведения: были и помещики-самодуры, и предатели, подлецы, знаем прекрасно и не очень умных офицеров, и много других примеров. И даже более того — таких было больше, чем тех, о которых мы говорим. И все же я возьму на себя смелость решить, что мы сегодня будем ориентироваться на более достойные примеры. Во-первых, по той причине, что само воспитание дворянина, сама его жизнь, была нацелена на идеал. Я не знаю, как тогда это называлось, сейчас это называется «общественное мнение».

Общественное мнение было четким: если предательство, трусость, недостойное поведение, то это осуждалось всеобще. И, наоборот, поощрялось всячески поведение, достойное имени дворянина. И давайте подумаем, откуда мы знаем обо всех недостатках дворян, откуда мы знаем обо всех болезнях, язвах этого сословия? От тех же дворян и знаем. От дворянских писателей, от Фонвизина, от Пушкина, от Толстого, от Грибоедова. Говорит это только об одном — что это сословие прекрасно знало все свои пороки и недостатки, и не только прекрасно знало, но, что очень редко наблюдается сейчас, было у них огромное желание справиться с этими недостатками, болезнями сословия. И они всячески к этому стремились».

Аристократ XIX века - это совершенно особый тип личности. Весь стиль его жизни, манера поведения, даже внешний облик несли в себе отпечатки определенной культурной традиции. Именно поэтому современному человеку (артисту в кино, на сцене) так трудно его изобразить. Подражание внешним особенностям поведения выглядит фальшиво. Так называемый хороший тон в жизни состоял в органическом единстве этических и эстетических норм.

Во второй половине XVIII века дворянская элита культивировала лидерство своего сословия в политической и культурной жизни России, справедливо усматривая основную преграду к достижению этой цели в удручающе низком культурном уровне подавляющего большинства русских помещиков (комедия "Недоросль" Д.Ф. Фонвизин).

Несмотря на немалые трудности, духовные вожди (дворяне-писатели, священнослужители) брались за воспитание детей Простаковых и Скотининых, стараясь сделать из них просвещенных и добродетельных граждан, благородных рыцарей и учтивых кавалеров.

К дворянским детям применялось так называемое "нормативное воспитание", согласно которому личность, сохраняя и развивая свои индивидуальные качества, отшлифовывалась соответственно определенному образу. В XIX веке в России встречались люди, поражающие нас сегодня бесподобной честностью, благородством и тонкостью чувств. Они вырастали такими не только благодаря незаурядным личным качествам, но и благодаря особому воспитанию. При этом необходимо иметь в виду то, что "дворянское воспитание" это не педагогическая система, не особенная методика и даже не свод правил, это, прежде всего, образ жизни, стиль поведения, усваиваемый младшими от старших частью сознательно, частью бессознательно путем привычки и подражания. Понятие "дворянский тип поведения ", конечно, крайне условно. У каждого сословия были свои пороки и слабости, были они и у русского дворянства. Идеализировать его не нужно. Что было хорошего в русском дворянстве?

Пушкин А.С. рассуждал: "Чему учится дворянство - независимости, храбрости, благородству, чести". Образ жизни может их развить, усилить или задушить. Нужны они в народе простом? Нужны! считал, что поколение людей «Александровской эпохи» всегда будет служить ярким образцом того, какие люди могут формироваться в России при благоприятных обстоятельствах. Можно сказать, что в дворянской среде развивались те качества русского человека, которые в идеале должны были проникать в общественную среду. Дворянская культура во всем ее объеме (от произведений искусства до хороших манер) могла стать достоянием всех сословий в России в XX веке. К несчастью русская история пошла совсем другим путем, путем трагическим и кровавым.

Естественная культурная эволюция была прервана, и теперь можно только гадать, каковы были бы ее результаты. Быт, стиль отношений, неписаные правила поведения оказались самым хрупким материалом, его нельзя было укрыть в музеях и библиотеках - это в современной реальной жизни оказалось невозможным. Попытка вернуть утраченное путем обучения "хорошим манерам" вне православия и без соответствующей окружающей культурной среды, не могут принести желаемого результата.

Попытаемся же если не восстановить, то хотя бы вспомнить некоторые черты исчезнувшего общества. Однако следует признать, что безупречно воспитанных людей было не так уж и много даже среди дворянского общества. В светском обществе было принято, чтобы таланты, выходящие из народа, даже из крепостных, если они подают надежду сделаться в последствии литераторами, учеными, художниками, принимались радушно и дружески, вводились в кружки и семьи на равных правах со всеми. Это было не фарсом, а сущей правдой - результатом глубокого, перешедшего в привычки и нравы уважения к образованию, талантам, ученым и литературным заслугам. Граф В.А. Соллогуб, аристократ и царедворец, друг А.С. Пушкина, заявлял: "Нет ничего нелепее и лживее, как убеждение в родовом чванстве". Бахвальство осуждалось, сдержанность и скромность ценились и рассматривались как признак аристократизма. Князь В.Ф. Одоевский, представитель древнейшего в России дворянского рода, говорил о своем аристократическом происхождении не иначе как в «шутливом тоне».

В России в XVIII веке и первой половине XIX века дворянство являлось сословием привилегированным и служивым одновременно, что рождало в душе дворянина своеобразное сочетание чувств избранности и ответственности. Военная или государственная служба являлась для дворянина обязательной формой служения обществу, России, Государю. Если дворянин не был на государственной службе, то он вынужден был заниматься делами своего имения и своих крестьян. Разумеется, не каждый помещик успешно вел хозяйство, однако же, отказ от надлежащего исполнения своих сословных внеслужебных функций воспринимался как поведение недостойное, заслуживающее общественного порицания, что и внушалось сызмальства дворянским детям.

Правило "служить верно" входило в кодекс дворянской чести. Это признавалось на протяжении многих десятилетий людьми, принадлежавшими к разным кругам дворянского общества. Одним из принципов дворянской идеологии было убеждение, что высокое положение дворянина в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Кому много дано, с того много и спросится. В этом духе воспитывали детей во многих дворянских семьях. Вспомним эпизод из повести "Детство Темы". Тема запустил камнем в мясника, который спас его от разъяренного быка, а потом надрал ему уши, чтоб не лез, куда не надо. Мать Темы очень рассердилась: "Зачем ты бросил камень, негодный мальчик? Мясник грубый, но добрый человек, а ты грубый и злой. Иди, я не хочу такого сына. Ты всегда будешь виноват, потому что ему ничего не дано, а тебе дано, и с тебя спросится".

По высшим морально-этическим сословным установкам дворянину следовало быть храбрым, честным, образованным не столько для того, чтобы достичь славы, богатства, высокого чина, а потому что ему много дано, потому что он должен быть таким. Главной добродетелью считалась дворянская честь. Согласно дворянской этике честь не дает человеку никаких привилегий, а напротив делает его более уязвимым, чем другие. Честь являлась основным законом поведения дворянина, преобладающим над любыми другими соображениями, будь то выгода, успех, безопасность и просто рассудительность.

Что такое дуэль? Дуэль была запрещена законом и с позиции здравого смысла являлась чистым безумием. Что толкало дворянина на дуэль? Боязнь осуждения, оглядка на общественное мнение, которое Пушкин называл "пружиной чести". Все это вырабатывало привычку отвечать за свои слова, оскорблять и не драться считалось пределом низости. Это диктовало и определенный стиль поведения: необходимо было быть сдержанным и корректным и при этом избегать как излишней мнительности, так и недостаточной требовательности. Необходимо владеть собой настолько, чтобы быть приветливым и учтивым даже с тем, кто точно тебя не любит и старается тебе навредить. Если ты своим поведением даешь понять окружающим, что задет и оскорблен, ты обязан будешь надлежащим образом отплатить за обиду. Но требовать сатисфакцию из-за каждого косого взгляда - ставить себя в глупое положение. Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль, но публичное же извинение делало конфликт исчерпанным. Постоянно присутствующая угроза смерти, поединка очень повышала цену слов и, в особенности, Слова, данного кому-то. Нарушить слово - значит навсегда погубить свою репутацию, поручительство под честное слово было абсолютно надежным. Известны случаи, когда человек, признавая свою непоправимую беду, давал слово застрелиться и выполнял обещание. В этой обстановке честности, порядочности, чувства долга воспитывались дворянские дети.

Дуэль как способ защиты чести несла еще и особую функцию, утверждало некое дворянское равенство, не зависящее от чиновнической и придворной иерархии. Напомним, что дуэль была официально запрещена и уголовно наказуема, офицер мог быть судим, изгнан из полка из-за дуэли, подсудны были и секунданты дуэлянтов. Почему все-таки были дуэли? Потому что дворяне воспитывались так, что стимулом жизни для них является честь. Воспитание, построенное на таких принципах, кажется безрассудным, но оно не только вооружает человека качествами, необходимыми для преуспевания, оно недостойное объявляет постыдным и тем самым способствует формированию морально организованного жизнеспособного общества.

Как понимать жизненный успех дворянина? В это понятие входит не только внешнее благополучие, но и внутреннее состояние человека - чистая совесть, высокая самооценка и прочее. Дворянское воспитание в наименьшей степени «практично». Честь превыше всего. В романе Л.Н. Толстого "Война и мир" описана сцена: разжалованный офицер Долохов в строю солдат.

Как стоишь? Где нога? - закричал полковой командир и увидел, что Долохов одет в синюю офицерскую шинель.

Зачем синяя шинель? Долой. Фельдфебель, - переодеть его дря...-но он не успел договорить.

Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить оскорбления, - поспешно сказал Долохов. Глаза генерала и солдата встретились, генерал замолчал.

Извольте переодеться, прошу вас, - сказал он, отходя.

Характерны отношения отца и сына. Как писал В.В. Набоков: "Я уверен, что уличи меня отец в физической трусости, он бы проклял меня". Эти слова очень показательны для дворянской среды. Князь Потемкин говорил своему внучатому племяннику: "Во-первых, старайся испытать, не трус ли ты, если нет, то укрепляй врожденную смелость частым обхождением с неприятелем". Заслуживает внимания и то значение, которое придается храбрости, и уверенность, что ее можно воспитать и выработать путем волевых усилий и тренировок.

Мальчик 10-12 лет должен был ездить верхом наравне со взрослыми. В детстве Александр II в возрасте 10 лет упал с лошади и несколько дней пролежал в постели, выздоровев, наследник престола продолжал тренировки. Рискованность подобных воспитательных процедур объяснялась искренней верой в их благотворность. Храбрость и выносливость были невозможны без соответствующей силы и ловкости. В лицее, где учился Пушкин, каждый день выделялось время для гимнастических упражнений, лицеисты обучались верховой езде, фехтованию, гребле, плаванию. Подъем в 7 часов, прогулка в любую погоду, простая пища. Требования к кадетам в отношении физической закалки были несравненно суровыми. Описание порядков в кадетских корпусах, да и в пансионах для благородных девиц, поражает своей суровостью и жесткостью (лежание девиц на полу для формирования прямой спины и правильной осанки, строгое соблюдение распорядка дня и т.д.).

Возникает вопрос: чем собственно отличается тренировка и закаливание дворянских детей от современных занятий физкультурой? Физические упражнения в дворянской среде призваны были не только укреплять здоровье, но и должны были способствовать формированию личности, укреплению дисциплины. Физические испытания как бы уравнивались с нравственными, любые трудности и удары судьбы должно переносить мужественно, не падая духом и не теряя собственного достоинства. Воспитанные люди, как считал А.С. Пушкин, отличаются от других невозмутимым спокойствием, которым проникнуты их действия - спокойно двигаться, спокойно жить, сдержанно переносить утрату (измену) своих жен, близких и даже детей, тогда как люди низшего круга не могут спокойно снести невзгоды, не поднимая при этом крика. В светской жизни человеку часто приходится встречать неприятные вещи с непринужденным (а подчас и веселым лицом), если он совершает какую-нибудь неловкость, он сглаживает ее своим хладнокровием, умеет скрыть от посторонних глаз мелкие досады и огорчения. Демонстрировать всем свое горе, слабость или смятение не достойно и не прилично.

Дворянские дети, прежде всего, приучались к элементарным правилам гигиены, к необходимости содержать в чистоте тело и одежду. В отношении к одежде правила хорошего тона требовали, чтобы самый дорогой и изысканный наряд выглядел просто. Одевать слишком много украшений считалось дурным тоном, предпочтение отдавалось немногочисленным редкостным и дорогим ювелирным изделиям. При этом непристойным считалась нарочитая демонстрация богатства. В обществе надо вести себя так, чтобы не вызвать раздражения, и делать окружающим только приятное. Нигде так не проявляется истинно хорошее воспитание, как в отношениях с людьми, по своему положению стоящими выше и ниже - изысканность манер состояла в том, чтобы с теми и другими держаться одинаково.

Настоящий джентльмен соблюдает правила приличия в обращении со своим лакеем и даже нищим на улице. Люди эти вызывают в нем сочувствие, а отнюдь не желание обидеть. Среди дворян бедность также не вызывала насмешек, было принято не придавать ей видимого значения. Вспомним, как Пушкин описывает гостиную Татьяны Лариной:

Никто насмешкою холодной,

Встречать не думал старика,

Заметив воротник не модный

Под бантом шейного платка.

И новичка-провинциала

Хозяйка спесью не смущала,

Ровна для всех она была,

Непринужденна и мила.

Чванство и высокомерие считалось безнадежно дурным тоном. Нельзя было стараться казаться умнее или ученее людей, в обществе которых ты находишься. Носи свою ученость, как носят часы во внутреннем кармане. Если спросят - ответь; говори часто, но не говори долго. Никогда не бери никого за пуговицу или за руку для того, чтобы тебя выслушали. Никогда не доказывай своего мнения с жаром и громко, говори спокойно. К чужим мнениям относись терпимо и уважительно. Не соглашаясь с кем-либо, прибегай к смягчающим выражениям: "может быть я не прав" или "я неуверен, но мне кажется..."

У русского дворянства никогда не было тех проблем в общении с простым народом, которые вставали перед разночинной интеллигенцией. В отличие от разночинцев, они жили среди народа и хорошо знали его. Помещики волей-неволей должны были хоть как-то разбираться в сельском хозяйстве и крестьянской жизни. Лев Толстой, в частности, внушал своим детям уважение к крестьянам, которых называл кормильцами.

Нравственные нормы и правила хорошего тона базировались на православной вере и усваивались, как правило, в семейном кругу. Дворянская семья объединяла гораздо более широкий круг людей, нежели современная семья. Не принято было ограничивать число детей: их, как правило, было много. Соответственно было много дядей, тетей и бесконечное количество двоюродных братьев и сестер; в круг семьи обычно включались и гувернеры. Многочисленные родственники могли исполнять обязанности гувернеров и вмешиваться в воспитание детей; представления о том, что воспитание - дело исключительно отца или матери не существовало. Послушание старшим, тем более родителям, считалось одним из основополагающих элементов воспитания. Согласно русской самодержавной идеологии царь являлся отцом своих подданных, что устанавливало аналогию между отношениями в семье и государстве в целом. Неподчинение воле родителей в дворянском обществе воспринималось как скандал.

Отношение к детям в дворянской семье было строгим и даже жестким. Но эту строгость не нужно принимать за недостаток любви. Высокий уровень требовательности к ребенку определялся тем, что его воспитание было строго ориентировано на норму, зафиксированную в понятиях о кодексе дворянской чести и правилах хорошего тона. И хотя многие дети учились дома, день их был строго расписан, с неизменным ранним подъемом, уроками, разнообразными занятиями. Посещение церкви, следование заповедям, вознесение молитв перед домашними мероприятиями (уроками, приемом пищи и т.д.) было обязательным. Завтраки, обеды и ужины проходили в кругу семьи всегда в определенное время. Дети-подростки никогда не опаздывали, за столом сидели мирно, не смели громко разговаривать и отказываться от какого-либо блюда, строго соблюдали этикет. За сколько-нибудь серьезные проступки детей наказывали. К детям младшего возраста применяли даже розги, кроме того, была в ходу целая лестница обычных наказаний: без сладкого, без прогулок, становление на колени и т.д. При этом одобрения и наказания должны были быть редкими, ибо одобрение - величайшая награда, а неодобрение - самое тяжелое наказание.

Для того чтобы быть всегда доброжелательным, любезным, говорить приятное, необходимо было научиться преодолевать ложный стыд. Ложный стыд часто мучает молодых людей. Танцам обучали всех дворянских детей без исключения, это был один из необходимых элементов воспитания, молодому человеку или девушке, не умеющим танцевать было бы нечего делать на балу, а бал в жизни дворянина - это не вечер танцев, а своеобразная форма социальной организации дворянского сословия. Танцы являлись элементом важного ритуала, определяя стиль общения и манеру светского разговора. Сложные танцы того времени требовали хорошей хореографической подготовки, и поэтому обучение танцам начинали с 5-6 лет. В богатых домах устраивались танцевальные вечера для детей. При небольших балах детям 10-12 лет разрешалось танцевать вместе со взрослыми. Первый бал дворянской девушки был в 17 лет. Особое внимание уделялось тому, чтобы юный дворянин мог преодолеть стеснительность - мучительное чувство подростков независимо от их социального положения.

Таким образом формировался неповторимый тип человека, который уже во второй половине XIX века казался Льву Толстому уходящим в прошлое. После 30- 40-х годов XIX в. начинается соперничество между старым дворянством и разночинной интеллигенцией. В 60-70 гг. оно выливается в напряженную политическую борьбу, переходящую в век XX и накладывающую свой отпечаток едва ли не на все сферы жизни общества.

Как мы уже отмечали, "хорошее общество" охотно принимало выходцев из низшего общества, если они были людьми одаренными и порядочными, а последние жадно впитывали в себя утонченную культуру, культивируемую дворянской элитой. Выигрывали от этого и аристократы - новые друзья помогали им быстрее адаптироваться к неизбежным переменам времени. Таким образом, такое культурное сотрудничество шло незаметно в дворянских гостиных и могло стать плодотворным для русского общества при эволюционном развитии России.

После угрюмые и самоуверенные «пламенные революционеры» получили возможность силой навязать свои взгляды (причины этого не являются предметом настоящего рассмотрения, однако, отметим, что во многом гибель старой России была обеспечена неправославным либеральным менталитетом разночинной интеллигенции). Революционеры преуспели, и культурная элита на территории России была почти полностью уничтожена. Грандиозный "воспитательный" эксперимент, дал свои очевидные и удручающие плоды. Общество потеряло честь и достоинство, моральные принципы, правила поведения и общественных отношений.

Будущее за молодыми – это не лозунг, а факт. Очевидно, что каким будет сформировано молодое поколение россиян, таковой будет и судьба России. Уже настала пора внимательно вглядеться в дореволюционное прошлое России и взять из него лучшее, чтобы внедрить его в воспитание новых поколений, создав тем самым реальные предпосылки для нормального развития и процветания нашей Отчизны.

ЧЕСТЬ И БЕСЧЕСТИЕ

ТЕМЫ…1. Называться человеком легко, быть человеком труднее. 2. Чем похожи слова «честь», «честность», «чистота»? 3. Почему честь ценилась во все времена? 3. Уместно ли говорить о чести и совести в наше время? 4. Как Вы понимаете, что такое «честь» и «бесчестие»?

АФОРИЗМЫ

Люди хотят для себя богатства и славы; если то и другое нельзя обрести честно, следует их избегать. (Конфуций) Когда виновный признает свою вину, он спасает единственное, что стоит спасать, - свою честь (Виктор Гюго) Кто теряет честь, сверх того уже ничего потерять не может. (Публилий Сир) Честь похожа на драгоценный камень: малейшее пятнышко лишает её блеска и отнимает у неё всю её цену. (Пьер Бошен) Торгуя честью, не разбогатеешь. (Ф.М.Достоевский) Честного человека можно подвергнуть преследованию, но не обесчестить. (Ф.Вольтер) Честь может быть потеряна только однажды. (Э.М.Капиев) .П.Чехов)

ЧЕСТЬ

СинонимыНезапятнанная репутация, справедливость, благородство души, честное имя, достоинство, верность, чистая совесть … Тезисы 1.В том, что человек изменяет самому себе, теряет лицо, становится равнодушным и бесчестным, виноват только он сам. 2.В человеческом обществе всегда относились с презрением к бесчестным людям и с уважением к порядочным, берегущим свою «честь смолоду». 3.На войне, в отличие мирного времени, все чувства обострены, в том числе и чувство собственного достоинства, чувство патриотизма, чувство товарищества. Если кто-то становился предателем, то прощения такому человеку не было. 4.Государственные служащие, наделённые властью, как никто другой, должны соблюдать кодекс чести. Увы, порой этого не происходит.

Честь – это та высокая духовная сила, которая удерживает человека от подлости, предательства, лжи и трусости. Это стержень, который укрепляет личность в выборе поступка, это ситуация, когда судьей является совесть. Жизнь часто испытывает людей, ставя их перед выбором – поступить по чести и принять удар на себя или смалодушничать и пойти против совести, чтобы получить выгоду и уйти от неприятностей, возможно, смерти. Выбор у человека есть всегда, и от его нравственных принципов зависит, как он будет поступать. Труден путь чести, но отступление от него, потеря чести еще мучительнее. Будучи существом общественным, разумным и сознательным, человек не может не задумываться над тем, как относятся к нему окружающие, что они о нем думают, какие оценки даются его поступкам и всей его жизни. В то же время он не может не думать и о своем месте среди других людей. Эта духовная связь человека с обществом и выражается в понятиях Чести и Достоинства. «Честь - жизнь моя, - писал Шекспир, - они срослись в одно, и честь утратить - для меня равно утрате жизни». Нравственное разложение, падение моральных устоев ведет к краху как отдельной личности, так и целого народа. Поэтому так велико значение великой русской классической литературы, являющейся нравственным фундаментом для многих поколений людей.

ТЕМА	ОСНОВНАЯ МЫСЛЬ	АРГУМЕНТЫ
Верна ли русская пословица: «Береги честь смолоду»?	Пословица «Береги честь смолоду» имеет значение жизненного талисмана, помогающего преодолеть суровые жизненные испытания.	1.А.С.Пушкин «Капитанская дочка» 2.В.Г.Распутин «Уроки французского» 3. В.Астафьев «Конь с розовой гривой» 4.Б. Железников. «Чучело»
Честь нельзя отнять, её можно потерять. (А.П.Чехов)	В жизни всякое может случиться: болезнь, смерть близких, потеря работы, неверность друзей... Но человек в любой жизненной ситуации должен сохранить своё лицо, не потерять честь, не уронить своё достоинство.	1. Д.С.Лихачёв«Письма о добром и прекрасном». Письмо 10. «Честь истинная и ложная» 2.Гринев и Швабрин (А.С.Пушкин «Капитанская дочка») 3. Д.Лихачев. Статья «И пробил час»
Чем похожи слова «честь», «честность», «чистота»?	Слова «честность», «честь» очень похожи на слово «чистота». Не случайно честным человеком называют того, кто не «запачкал» себя ложью, притворством, трусостью. О таком человеке говорят: у него незапятнанная репутация.	1.Алёна Дмитревна, жена купца Калашникова. (М.Ю. Лермонтов «Песня про купца Калашникова...»). 2.Маша Миронова (А.С.Пушкин «Капитанская дочка») 3.Иешуа (М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита»)
Может ли человек прожить жизнь, не испытав мук совести?	Людей идеальных, к сожалению, нет на свете, поэтому все мы в той или иной мере совершаем поступки, за которые бывает стыдно. Главное – понимать, что совершил что-то недостойное и постараться исправить его.	1.Петруша Гринев (эпизод игры в бильярд с Зуриным) (роман А.С.Пушкина «Капитанская дочка») 2.М.А.Булгаков «Мастер и Маргарита

Кодекс дворянской чести на страницах литературных произведений

Готовность платить жизнью за неприкосновенность своего личного достоинства предполагала острое осознание этого достоинства. А.С. Пушкин , «невольник чести», защищая честь своей жены и свою честь, вызвал на дуэль Дантеса, который сомнительным поведением мог опорочить имя четы Пушкиных. Поэт не мог жить «оклеветанный молвой» и положил конец бесчестию ценою собственной жизни. М.Ю. Лермонтов тоже пал жертвой бесчестных и злобных завистников.

Герой повести А.С. Пушкина «Выстрел» Сильвио , «первый буян по армии», ищет предлога для драки, чтобы утвердить свое первенство в гусарском полку. Его цель не убить, а доказать, что он сильный и может властвовать над людьми. Он болен самовлюбленностью и эгоизмом. Оставив за собой выстрел, герой не стал убивать графа, а удовлетворился тем, что заставил его трепетать. Вопрос о чести, как понимает читатель, даже не стоит – храбрость героя вызывает также сомнение.

Часто дуэли возникали по малейшему поводу. Из-за необоснованной ревности Ленский вызывает на дуэль своего друга Онегина .

В романе М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» Печорин убивает на дуэли Грушницкого, вступившись за честь оклеветанной дамы. Трусость и малодушие Грушницкого нашли выражение в его бесчестном поведении по отношению к княжне Мери и к товарищу, которому он завидовал.

Заслуживает внимания и дуэль Пьера Безухова с Долоховым в романе-эпопее Л.Н. Толстого «Война и мир» . Пьер искренне доверял старому другу, ввел в свой дом, помог с деньгами, а Долохов опозорил его имя. Герой вступился за свою честь. Но, понимая, что глупая, «фальшивая» Элен не заслуживает того, чтобы из-за неё произошло убийство, готов раскаяться не из страха, а потому, что уверен в виновности жены.

«ВО ВСЕМ БЛЕСКЕ СВОЕГО БЕЗУМИЯ»
(Утопия дворянского воспитания)

В дореволюционной России каждое из сословий имело достаточно высокую степень организации, свою этику, свои неписаные нормы поведения. Отличительной чертой дворянства было то, что самоопределение сословия происходило не путем постепенно складывающихся традиций, идеологического оформления реально уже существующих обычаев; но путем прямо противоположным: настойчивым внедрением в быт и сознание людей неких умозрительных идеалов.

Во второй половине XVIII в. идеологи дворянства провозглашают его культурной элитой общества и соответственно этой роли определяют политические, этические и бытовые нормы, обязательные для достойного представителя своего сословия. Образ идеального дворянина формировался на основе рациональной схемы иерархии социальных и моральных ценностей, т. е. убеждения, что высокому положению человека в обществе должны соответствовать его высокие нравственные качества. Таким образом, почитающиеся общечеловеческими добродетели - храбрость, честность, образованность - объявлялись обязательными качествами дворянина. Идеальный образ обычно проецировался на прошлое (действие трагедий Сумарокова чаще всего происходит в Древней Руси; идеальный герой Фонвизина получает имя Стародум), но это условное прошлое, лишенное конкретно-исторических черт. В отношении же бытового поведения, всего того, что называется bon ton, образцом служило западноевропейское, в особенности французское дворянство. От чего этот идеал дворянина был далек более всего, так это от реальных русских помещиков. Но удручающе низкий культурныйуровень основной массы дворянства не ставил под сомнение высокое предназначение дворянского сословия; он лишь выдвигал на первый план проблему воспитания человека, достойного своего общественного статуса. Предстояло сделать из детей Простаковых и Скотининых просвещенных и добродетельных граждан, благородных рыцарей и учтивых кавалеров. Задача по сути своей чисто утопическая, ибо реальность предполагалось изменить согласно теоретическим представлениям о ней 1.

С течением времени отдельные установки, разумеется, претерпели значительные изменения. Добродетели дворянина стали объясняться тем, что, в отличие от других, дворяне могут себе позволить заниматься самосовершенствованием. Пушкин рассуждал: «Чему учится дворянство? Независимости, храбрости, благородству (чести вообще). Не суть ли сии качества природные? Так; но образ жизни может их развить, усилить - или задушить. Нужны ли они в народе, так жекак, например, трудолюбие? Нужны, ибо они sauve gardre (охрана фр.) трудолюбивого класса, которому некогда развивать сии качества»2. Покровительственное отношение дворянства к низшим классам рассматривается уже не как от века данное инезыблемое распределение социальных ролей, а как неизбежный этап в развитии общества, которое в будущем преобразуется в единое целое; и ценности, накопленные дворянской культурой, станут достоянием всех сословий. Именно такой принцип отношений дворянства с остальной частью общества предполагает пушкинская сентенция: «Семейственные воспоминания дворянства должны быть историческими воспоминаниями народа»3. Постулат о нравственной высоте дворянина постепенно трансформировался в чисто этическое требование: «Кому много дано, с того много и спросится». Но «спрашивали» с дворян по-прежнему настойчиво. Дворянская культурная элита, своими усилиями и своим примером неустанно утверждавшая правило: la noblesse oblige (положение обязывает (фр"), осуществляла своеобразный социальный эксперимент, добиваясь от соотечественников соответствия прекрасным, но умозрительным по своему генезису идеалам.Нормативное воспитание, которое применялось к дворянским детям (т. е. воспитание, ориентированное не столько на индивидуальность ребенка, сколько на желаемый образец), в этой ситуации выглядит не только логичным, но и единственно возможным. Дневники, мемуары, художественная литература представляют нам обширный материал, демонстрирующий, как целой системой требований и правил воспитывались, вырабатывались в дворянском ребенке необходимые качества.
С современных позиций дворянское воспитание кажется чрезмерно строгим, даже суровым, жестким. Но мы не должны принимать этустрогость за недостаток любви. Она объясняется, во-первых, ясным представлением о том, какого человека следует воспитать; во-вторых, убеждением, что сделать это можно. «… Вместо того чтобы навязывать тебе свою любовь, я всемерно старался сделать так, чтобы ты заслужил ее»,- писал сыну Честерфилд4; этого правила придерживались и в русских дворянских семьях.
«Ты недостоин моей дружбы»,- говорит Николаю Бестужеву недовольный его поведением отец5. «Ты не мой сын!» - бросает надерзившему мальчику С. Алексеев (отец К. С. Станиславского)6. «Иди, я не хочу такого сына!» - заявляет рассерженная мать маленькому Теме в повестиН. Г. Гарина-Михайловского 7. По воспоминаниям сына Льва Толстого Сергея, самым серьезным наказанием со стороны отца была «немилость»: он переставал обращать внимание на провинившегося ребенка 8. Характерно напутствие старогo князя Болконского своему сыну, отправляющемуся на воину: «Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне, старику, больно будет <...> а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно!»9
Решающая установка в воспитании дворянского ребенка состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь чего бы то ни было (славы, богатства, высокого чина), а потому что он - дворянин, потому что ему много дано, потому что он должен быть именно таким. (Резкая критика дворянства дворянскими же писателями - Фонвизиным, Пушкиным и др. - обычно направлена на тех дворян, которые не соответствуют этому идеалу, не выполняют своего предназначения.)
Едва ли не главной сословной добродетелью считалась дворянская честь, point d"honneur. В идеале, честь являлась основным законом поведения дворянина, безусловно и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность или просто рассудительность. Граница между честью и бесчестием порой была чисто условной, доказательством тому являются дуэли, поводом к которым служили лишь светские предрассудки. Но постоянная угроза смертельного поединка накладывала свой отпечаток на весь стиль поведения. Человек должен был привыкнуть отвечать за свои слова; «оскорблять и не драться» (по выражению Пушкина) - являлось пределом низости. Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль, но публичное же извинение делало конфликт исчерпанным. В особенности повышалась цена «честного слова». Нарушить данное слово - значило раз и навсегда погубить свою репутацию, потому поручительство под честное слово было абсолютно надежным. Известны случаи, когдачеловек, признавая свою непоправимую вину, давал честное слово застрелиться - и выполнял обещание. В этой обстановке повышенной требовательности и - одновременно - подчеркнутого доверия воспитывались и дворянские дети.Ек. Мещерская в своих воспоминаниях рассказывает выразительный в этом отношении случай, когда честного слова ребенка оказалось достаточно, чтобы взрослые мужчины, уже готовые к дуэли, совершенно успокоились»10.Если честь являлась основным стимулом, естественно, что ориентиром в поведении человека становились не результаты, а принципы. Сергей Львович Толстой утверждал, что девизом его отца
была французская поговорка: «Fais ce que das, advienne que pourra»*«Делай что должно - и будь что будет» (фр.) Как известно, Лев Толстой вкладывал в понятие долга свой, подчас неожиданный для общества смысл. Но самая установка: думать об этическом значении поступка, а не о его практических последствиях - традиционна для дворянского кодекса чести. Воспитание, построенное на таких принципах, кажется совершенно безрассудным: оно не только не вооружает человека качествами, необходимыми для преуспевания, но объявляет эти качества постыдными. В самом деле, верность кодексу дворянской чести никак не благоприятствовала успешной карьере ни во времена апофеоза самодержавного бюрократического государства 1830-1840 гг., ни во времена демократических реформ 1860-1870 гг. Следование нормам дворянскойэтики неизменно приходило в противоречие с государственными установлениями и влекло за собой всякого рода неприятности. Дворянскийребенок, которому в семье внушались традиционные этические нормы, испытывал потрясение, сталкиваясь с невозможностью следовать им вусловиях государственного учебного заведения, где он обычно получал первый опыт самостоятельной жизни. Истинный дворянин чувствовал себя между двух огней: законами своего сословия - с одной стороны, и государства - с другой. Яркий пример - та же дуэль, которая была официально запрещена и уголовно наказуема. Согласно известному парадоксу, офицер мог быть изгнан из полка «за дуэль или за отказ». В первом случае он попадал под суд и нес наказание, во втором - офицеры полка предлагали ему подать в отставку.
Однако, оценивая степень прагматичности дворянскою воспитания, следует заметить, что многое зависит от того, как понимать жизненный успех. Если в это понятие входит не только внешнее благополучие, но и внутреннее состояние человека - чистая совесть, высокая самооценка и прочее, то дворянское воспитание предстает не таким непрактичным, как кажется. Еще совсем недавно мы имели возможность видеть стариков из дворянских фамилий, чья жизнь, по всем житейским меркам, сложилась при советской власти катастрофически неудачно. Между тем в их поведении не было признаков ни истерики, ни озлобления. Может быть, аристократическая гордость не позволяла им проявлять подобные чувства, а может быть, их и в самом деле поддерживало убеждение, что жили они так, как должно?
Щепетильно оберегая свою честь, дворянин, конечно, учитывал чисто условные, этикетные нормы. Но главное было все же в том, что он защищал свое человеческое достоинство. Обостренное чувство собственного достоинства воспитывалось в нем с детства, целой системой разных, внешне порой никак между собой не связанных требований.
Независимо от рода деятельности безусловным достоинством дворянина считалась храбрость. Замечательно господствовавшее тогда убеждение, что это качество можно воспитать, выработать путем волевых усилий. Так наставлял своего племянника Н. Н. Раевского князь Потемкин 12, таким опытом делился с друзьями А. С. Грибоедов 13. Этим убеждением объясняются и весьма рискованные воспитательные меры, которые применялись к детям, проявлявшим робость. Судя по мемуарным свидетельствам, и сами дети в большинстве случаев воспринимали их не как произвол и жестокость старших, но как необходимую закалку характера.
Храбрость и выносливость требовали физической силы и ловкости - и дворянских детей с малолетства учили плавать, ездить верхом, владеть оружием; с ними занимались гимнастикой и приучали не бояться холода. Точно так же воспитывали и царских детей, и потому бравировать своей физической закалкой любили и кадеты, и императоры.
Подчеркнем, что все это относилось не к области «физкультуры», а к области формирования личности. В общем контексте этических и мировоззренческих принципов физические испытания как бы уравнивались с нравственными. Уравнивались в том смысле, что любые трудности и удары судьбы должно было переносить мужественно, не падая духом и не теряя собственного достоинства.
Разумеется, сила духа и мужество определяются качествами личности прежде всего. Но нельзя не заметить и совершенно определенной этической установки, которая проявлялась в поведении людей одного круга. Характерна запись в дневнике воспитателя наследника В. А. Жуковского: «Сказать в. к. (великому князю. - О. М.) о неприличности того, что при малейшем признаке болезни он пугается и жалуется»14. Обратим внимание, что Жуковский не собирается как-то успокоить мнительного мальчика, объяснить, что его здоровье не вызывает опасений. Он убежден, что подобное поведение «неприлично», стыдно и никакого снисхождения здесь быть не может. Этические нормы тесно соприкасаются с этикетными: демонстрировать чувства, не вписывающиеся в принятую норму поведения, было не только недостойно, но и неприлично. Этот момент принципиально важен, ибо именно в нем проявляется существо так называемого «хорошего тона».
Светское общество относилось к бытовой стороне жизни как к явлению глубоко содержательному, имеющему самостоятельное значение. Знаменитая реплика сочинителя «Былей и небылиц»: «… в обществе жить не есть не делать ничего»15 - точно формулирует общепринятую позицию. Многие светские люди, конечно, что-то «делали» и в нашем, современном понимании: состояли на военной или государственной службе, занимались литературным трудом или издательской деятельностью. Но при этом жизнь, не связанная непосредственно со службой или работой, была для них не вынужденным или желанным промежутком между делами, а особой деятельностью, не менее интересной и не менее важной. Балы, светские рауты, салонные беседы и частная переписка - все это в большей или меньшей степени носило оттенок некоего ритуала, для участия в котором требовалась специальная выучка.
Ритуализованность повседневной жизни светского общества дает основания Ю.М.Лотману говорить о «театральности» быта и культуры XIX в.16 Эту особенность своей жизни ощущали и современники. В. А. Жуковский называл большой свет театром, «где всякий есть в одно время и действующий и зритель»17. Но в данном случае «театральность» не означает «искусственность»,
«ненатуральность». Принятые формы поведения давали вполне широкий простор для самовыражения личности; человек, в совершенстве владеющий правилами хорошего тона, не только не тяготился ими, но обретал благодаря им истинную свободу в отношениях с людьми.
Правила хорошего тона отнюдь не сводились к набору рекомендаций типа: в какой руке держать вилку, когда снимать шляпу и прочее. Разумеется, этому дворянских детей тоже учили, но подлинно хорошее воспитание основывалось на ряде этических постулатов, которые должны были реализовываться через соответствующие внешние формы поведения.
«Вообразите множество людей обоего пола <...> поставляющих целию своего соединения одно удовольствие, заключенное в том единственно, чтобы взаимно друг другу нравиться, - и вы получите довольно ясное понятие о том, что называете большим светом»,- писал В. А. Жуковский в своей статье «Писатель в обществе»18. У истинно светских людей умение «нравиться» достигало уровня искусства. Вспомним отца Николеньки Иртеньева из повести Л. Толстого «Детство», который был вовсе не хорош собой, но умел «нравиться всем без исключения - людям всех сословий и состояний, в особенности же тем, которым хотел понравиться»19. Неудивительно, что обучение искусству нравиться людям становилось важнейшим моментом в воспитании дворянского ребенка.
Никаких особенных секретов здесь не было: детям объясняли, что следует быть с людьми неизменно внимательным и доброжелательным, с уважением относиться к чужим взглядам и привычкам, не задевать самолюбие других, а самому держаться скромно и приветливо. Но помимо нравственных принципов их вооружали умением дать почувствовать людям свое уважение и доброжелательность, причем сделать это в тактичной и ненавязчивой форме. Юные дворяне усваивали не только элементарные правила, вытекающие из этих принципов (не перебивать собеседника, смотреть людям в глаза, не сидеть, когда другие стоят, и тому подобное), но перенимали множество едва уловимых оттенков в поведении и манерах, которые и сообщают человеку качества, именуемые вышедшими ныне из употребления словами: «любезность» и «учтивость». Отметим кстати, что расхожее представление о надменности и важности аристократов совершенно ошибочно. Чванство и высокомерие считались в аристократическом кругу безнадежно дурным тоном; истинные аристократы очаровывали людей именно своей приветливостью и деликатностью. Когда В. А. Соллогуб пишет: «Дом славился аристократическим радушием и гостеприимством»20,- он вовсе не стремится к парадоксам, а отмечает примету быта своего времени.
Впрочем, в светской манере поведения были и те черты, которые вызывали у людей другого круга раздражение и неприятие. Заученность этикетных норм, знаменитые сдержанность и спокойствие, умение тщательно скрывать свои истинные мысли и чувства создавали эффект, который Лев Толстой называл «лаком высшего тона» 21, полагая, что он скрывает особенности характера человека так же, как хороший лак скрывает качество дерева. Именно это очень часто и являлось предметом нареканий, оцениваясь как «фальшь», «притворство», «лицемерие» и т. п. К тому же не секрет, что внешняя манера поведения светских людей часто приходила в противоречие с их нравственным обликом. Это также вызывало гневные инвективы в адрес светского общества, хорошо известные нам по произведениям и русских, и западных писателей. Однако следует различать критику, исходящую из демократического лагеря, обусловленную принципиально иной идеологией и просто сословной враждой, и критику со стороны культурной элиты дворянского общества. В последнем случае обличительный пафос поддерживался за счет твердых представлений о норме и идеале, которые в жизни осуществлялись не столь уж часто, но являлись неизменным ориентиром для тех, кто не терял надежды воспитать соответствующим образом российское дворянство.
Повторим, что, согласно этим идеалам, пренебрежение этическим содержанием этикетных норм было совершенно недопустимым, и хорошо воспитанным мог считаться только человек строгих нравственных принципов.
Тенденция усматривать связь между внешним обликом и нравственными качествами была закономерна для эстетизированной жизни светского общества. С. Н. Глинка, вспоминая об учителе танцев в кадетском корпусе, отмечает, что тот почитал свое ремесло «делом высокой нравственности» и утверждал, что «вместе с выправкою тела выправляется и душа»22.
Лев Толстой в незавершенном романе «Декабристы» описывает одну из жен декабристов, проведшую долгие годы вдали от света, в крайне тяжелых бытовых условиях. При этом, пишет Толстой, «нельзя было себе представить ее иначе, как окруженную почтением и всеми удобствами жизни. Чтоб она когда-нибудь была голодна и ела бы жадно, или чтобы на ней было грязное белье, или чтобы она спотыкнулась, или забыла бы высморкаться - этого не могло с ней случиться. Это было физически невозможно. Отчего это так было - не знаю, но всякое ее движение было величавость, грация, милость для тех, которые могли пользоваться ее видом». Ю. М. Лотман, анализируя этот отрывок, точно обозначает специфический угол зрения, продемонстрированный здесь писателем: «способность споткнуться здесь связывается не с внешними условиями, а с характером и воспитанием человека. Душевное и физическое изящество связаны и исключают возможность неточных или некрасивых движений и жестов».23
Особенное обаяние людей, считавшихся образцом comme il fout, во многом заключалосьв удивительной простоте и непринужденности их поведения. «Все тихо, просто было в ней. / Она казалась верный снимок / Du comme il faut...»,24 - говорит Пушкин о Татьяне Лариной. «Свобода и простота его движений поразили меня»,- вспоминает герой трилогии Льва Толстого о князе Иване Ивановиче, «человекеочень большого света»25.
Но недаром эти простота и непринужденность оказывались так недоступны для подражания, так мучительно недосягаемы для людей другого круга, которые в светских салонах становились или скованны, или развязны. У светских людей
эти качества являлись результатом целенаправленного воспитания, включавшего в себя усердную тренировку.
Чтобы выглядеть естественно, хорошие манеры должны стать привычкой, выполняться машинально - и потому рядом с каждымдворянским ребенком неизменно присутствовал гувернер или гувернантка, бдительно следящие за каждым его шагом.
Забавно, что во всех воспоминаниях и художественных произведениях гувернер - неизменно отрицательный персонаж (в отличие от няни - персонажа всегда положительного).Наверное, среди гувернеров было достаточно людей нудных и несимпатичных. Но трудновообразить, чтобы все они поголовно были такими бессердечными мучителями, какими рисуют их воспитанники. Скорее всего, дело в том, что у гувернера была уж очень неблагодарнаяроль: постоянно, ежечасно следить за тем, чтобы ребенок соблюдал правила поведения в обществе. Но зато, когда нетерпеливый питомец вырывался наконец из-под опеки madame или monieur, всвои 16-17 лег он не только свободно говорил по-французски, но и легко, автоматически выполнял все правила хорошего тона.
В некоторых учебных заведениях для дворянских детей устраивались soir?es avec man?uvre(вечера с упражнениями {фр.}, на которых воспитанники разыгрывали в лицах.
сцены из светской жизни: провожали гостя, принимали приглашения на танец и т. п. (Показательно, что после революции 1917 г., когда все былые правила поведения в обществе стали решительно вытесняться из реальной жизни в область театральных представлений, А. А. Стахович теми же методами обучал хорошему тону учеников театральной студии 26).
Чтобы уверенно играть свою роль - держаться свободно и непринужденно - светскому человеку, как актеру, нужно было уметь хорошо владеть своим телом. В этом отношении особое значение имели уроки танцев. Танцам обучаливсех дворянских детей без исключения, это был один из обязательных элементов воспитания. Сложные танцы того времени требовали хорошей хореографической подготовки, и потому обучение начиналось рано (с пяти-шести лет), а учителя были очень требовательны, порой просто безжалостны. На уроках танцев дети учились не только танцевать, но и умению держать себя: изящно кланяться, легко ходить, подавать руку даме и т. д. Многолетняя упорная тренировка придавала светским людям их непринужденную элегантность. Но помимо всего, их свободная и уверенная манера держать себя проистекала из убеждения, что им некому подражать, напротив, другие должны подражать им… У «других», впрочем, была своя точка зрения на этот счет.
Как известно, дворянская культура уже с начала 1830-х гг. испытывает сильнейшее давление со стороны «демократической» культуры; иначе говоря, начинается напряженное соперничество между старым дворянством и все громче заявляющей о своих правах новой, разночинной интеллигенцией. Протестуя против претензий дворянства на привилегированное положение в государстве, идеологи разночинцев обрушивались с обвинениями и на дворянскую культуру. В сферу ожесточенной идеологической вражды втягивались и нормы поведения, самый стиль жизни.
«Передовая» молодежь, увлекающаяся Писаревым, выступала против всякой эстетизации жизни как в искусстве, так и в быту. Хорошие манеры - это, в сущности, красивая форма, в которую облекались человеческие отношения; неудивительно, что в соответствующем кругу они не просто не соблюдались, но демонстративно, вызывающе отвергались. Вскользь брошенная толстовской героиней реплика о молодом докторе, который «не то что совсем нигилист, но ест ножом»27, свидетельствует, что четкая связь между идейными позициями и бытовыми навыками была закреплена на уровне бытового сознания.
В жарких спорах 1860-1870-х гг. решались вопросы порой более важные, нежели это представлялось самым азартным полемистам. Так, проблема «формы» в самом широком смысле этого слова имела особое значение для русской жизни с ее извечной стихийностью и неупорядоченностью. Напор мощной, но неорганизованной силы, постоянное брожение и склонность к крайностям - все это повышало значение внешних форм организации жизни, будь это формы государственного устройства или формы быта. В этом контексте проблема воспитания обнаруживала очень глубокий смысл. Разночинцам свойственна была тенденция противопоставлять образование и воспитание как действительную и мнимую ценности. Самая постановка вопроса совершенно неправомерна: речь одет о вещах несопоставимых, обладающих собственной абсолютной ценностью; однако эта тенденция оказалась исключительно устойчивой. Студент из повести Н. Г. Гарина-Михайловского был убежден, что «жизнь не форма, и за каждое предпочтение формы перед сутью приходится дорого платить»28. Возможно, ему не довелось узнать, что за небрежение к форме пришлось заплатить не менее дорого.
В «Повести о Сонечке» М. Цветаевой студиец Володя А., рассуждая об уроках хорошего тона, которые давал Стахович, говорит: «И я уже много понял, Марина Ивановна, и скажу, что это меньше всего - форма, и больше всего - суть. Стахович нас учит быть. Это - уроки бытия. Ибо - простите за грубый пример - нельзя, так поклонившись, заехать друг другу в физиономию - и даже этих слов сказать нельзя, и даже их подумать нельзя, а если их подумать нельзя - я уже другой человек, поклон этот у меня уже внутри»29. Допустим, герой цветаевской повести несколько преувеличивает, выдает идеальный случай за общее правило, но глубинная связь между внешним и внутренним в человеческой личности подмечена им совершенно верно.
По всем внешним и очевидным признакам, российское дворянство потерпело сокрушительное историческое поражение. Но, вопреки укоренившемуся роковому предрассудку, побежденный - не всегда виновен, не обязательно не прав. Потому не будет праздным вопрос: удался ли хоть в какой-то степени грандиозный «воспитательный» эксперимент, задуманный идеологами дворянства?
Ответ на него будет во многом неутешительным. Дворянство не сумело стать реальной политической и культурной элитой. Царская бюрократия всегда препятствовала попыткам дворян участвовать в управлении государством не по
праву чина, а по праву рождения. Раздираемое противоречиями русское общество не желало ориентироваться на дворянские ценности.
Таким образом, не были выполнены те задачи, ради которых и требовались по-особенному воспитанные люди. Но эти люди действительно появились! Конечно, по российским масштабам их было немного: значительная часть дворянства так никогда и не приблизилась к желанному идеалу. Вместе с тем сформировался слой людей, который Карамзин и Пушкин называли «хорошим обществом». Принадлежность к «хорошему обществу» определялась отнюдь не знатностью рода, и тем более не высоким чином; в него входили те, кто воплощал в себе bon ton, если вкладывать в это понятие непременное сочетание
этических и этикетных норм.
«Хорошее общество» пересекалось, но не совпадало с обществом патриархальным, лишь заимствуя у последнего лучшие из его традиций; и, что очень важно, было подчеркнуто доброжелательно к разночинной интеллигенции. По многочисленным свидетельствам современников, аристократические салоны охотно распахивали двери перед выходцами из «низших» слоев, если они были людьми одаренными и порядочными. Новые друзья жадно впитывали утонченную культуру дворянской элиты; впоследствии многие русские интеллигенты по части хорошего тона не уступали урожденным князьям. К. Д. Кавелин говорил, что поколение людей александровской эпохи «всегда будет служить ярким образцом того, какие люди
могут вырабатываться в России при благоприятных обстоятельствах»30. В самом деле, русский XIX век так богат личностями, поражающими потомков своей почти неправдоподобной честностью, благородством, тонкостью чувств, обаянием наконец. Разумеется, все они отличались человеческой незаурядностью прежде всего, но их личности были сформированы в «силовом поле» определенных этических требований, в русле сознательно поддерживаемой культурной традиции. Русское дворянство сумело воспитать и совершенно особый тип человека, который Ю. М. Лотман считает «вершинным достижением русской культуры»31. Речь идет об удивительной естественности
и непринужденности, которая отличала отношения самых рафинированных русских аристократов с простым народом. В качестве выразительного примера Ю. М. Лотман приводит князя С. Г. Волконского, который с равным успехом мог и блистать в салонах, и вести оживленный разговор с мужиками, примостившись на облучке телеги и завтракая вместе с ними краюхой хлеба. Подобные черты любили выделять в своих героях Пушкин и Лев Толстой.
Наверное, такие люди встречались не часто, но самая возможность их появления весьма знаменательна. Если человек, безупречный с точки зрения хорошего воспитания, оказывается так естественно, без наигрыша близок к простому народу - это, кажется, лучшее доказательство, что нормы дворянского поведения не были чем-то искусственным, навязанным русской жизни, но, напротив, затрагивали существо национального характера и воплощали его в совершенной форме. Таким образом, теоретический умозрительный идеал как будто наполняется реальным национальным содержанием. Быть может, в этом есть свидетельство того, что утопия могла стать реальностью: дворянское воспитание сумело бы постепенно отшлифовать национальный характер, со временем раздвинуть границы «хорошего общества», не допустить катастрофического снижения нравственного и культурного уровня русскогообщества? А может быть, «хорошее общество» так и осталось бы узким кругом людей, не способных заметно влиять на культурную и общественную жизнь? Трудно утверждать, что-нибудь определенное: естественная культурная эволюция была прервана, и теперь мы можем только гадать, каковы были бы ее результаты. Как бы то ни было, дворянское воспитание - своеобразная культурная акция, осуществляемая на протяжении нескольких поколений, навсегда вошло в историю русской культуры «во всем блеске своего безумия»32.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См.: Гуковский Г. А. Очерки по истории русской литературы XVIII века. (Дворянская фронда в литературе 1750-1760-х гг.). М.; Л., 1936. С. 9-19, 48-56; Лотман Ю. М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю. М. Избр. статьи: В 3 т. Таллинн, 1992. Т. 1. С. 249-253.
2 Пушкин А. С. Поли. собр. соч. М.; Л., 1949. Т. XII. С. 205. (В дальнейшем все цитаты из Пушкина даются по этому изданию.)
3 Пушкин А. С. Т. VIII. Кн. 1. С. 53.
4 Честерфилд. Письма к сыну // Честерфилд. Письма к сыну. Максимы. Характеры. Л., 1971. С. 207.
5 См.: Воспоминания братьев Бестужевых. Пг., 1917. С. 64.
6 См.: Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве. М.; Л., 1941. С. 15.
7 См.: Гарин-Михайловский Н. Г. Детство Темы // Собр. соч.: В 5 т. М., 1957. Т. 1. С. 109.
8 См.: Толстой С. Л. Очерки былого. Тула, 1968. С. 88.
9 Толстой Л. Н. Война и мир. // Полн. собр. соч. М.; Л., 1930. Т. 9. С. 134.
10 См. Мещерская Ек. Трудовое крещение.
// Новый мир. 1988. № 4. С. 212-213.
11 См.: Толстой С. Л. Очерки былого. С. 102.
12 См.: Пушкин А. С… Т. XII. С. 171-172.
13 См.: Фомичев С. А. Грибоедов в Петербурге. Л., 1982. С.171.
14 Дневник В. А. Жуковского цит. по: Иезуитова Р. В. Пушкин и «Дневник» В. А. Жуковского 1834 г. // Пушкин: Исслед. и мат. Л., 1978. Т. VIII. С. 243.
15 Фонвизин Д. И. К г. сочинителю «Былей и небылиц» от сочинителя вопросов // Собр. соч. М.; Л., 1959. Т. II. С. 273.
16 См. Лотман Ю. М. Театр и театральность в строе культуры начала XIX века // Лотман Ю. М. Избр. статьи. Т. 1. С. 269-287.
17 Жуковский В. А. Писатель в обществе.// Собр. соч.: В 4 т. М.; Л., 1960. Т. 4. С. 393.
18 Там же.
19 Толстой Л. Н. Детство // Поли. собр. соч. Т. 1. С. 29.
20 См. Соллогуб В. А. Воспоминания. // Соллогуб В. А. Повести. Воспоминания. Л., 1988. С. 566.
21 См.: Толстой Л. Н. Поли. собр. соч. Т. 13. С. 74.
22 См.: Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895. С. 44.
23 См. Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий. Л., 1980. С. 82-83. Цитата из Л. Н. Толстого приводится по этому изд., с. 82.
24 Пушкин А. С. Т. VI. С. 171.
25 Толстой Л. Н. Детство // Полное собр. соч. Т. 1. С. 53.
26 См.: Цветаева М. И. Повесть о Сонечке. // Цветаева М. И. Проза. М., 1989. С. 343-344; 347-348.
27 Толстой Л. Н. Анна Каренина // Полн. собр. соч. Т. 19. С. 194.
28 Гарин-Михайловский Н. Г. Гимназисты // Собр. соч. Т. 1. С. 319.
29 Цветаева М. И. Повесть о Сонечке. 379-380.
30 Кавелин К. Д. Авдотья Петровна Елагина. // Русское общество 30-х годов XIX в.: Мемуары современников. М., 1989. С. 147.
31 См. Лотман Ю. М. Декабрист в повседневной жизни: Бытовое поведение как историко-психологическая категория. // Лотман Ю. М. Избр. статьи. Т. 1. С. 334-335.
32 Пушкин А. С. Т. XI. С. 54.
О.Муравьева